Джон Богл
Отрывок из книги «Не верьте цифрам!»
Публикуется с разрешения издательства «Альпина Паблишер».
В сентябре 2005 г., чуть больше чем через год, первый в мире взаимный индексный фонд будет отмечать свой 30-летний юбилей. Сегодня этот фонд, первоначально носивший гордое название First Index Investment Trust, а теперь известный как индексный фонд Vanguard 500, является самым большим взаимным фондом в мире. Но это только одно из свидетельств успеха индексного инвестирования. Некогда воспринятое как ересь, — пассивное управление инвестициями бесцеремонно вторглось в королевство, населенное исключительно активными портфельными менеджерами, — сегодня индексное инвестирование стало догмой, частью академических канонов, преподаваемой почти повсеместно на экономических факультетах высших учебных заведений и прочно вошедшей в повседневный лексикон инвесторов.
Триумф индексного инвестирования очевиден. Общие активы индексных фондов акций, насчитывавшие всего $1 млрд в 1990 г., сегодня выросли до более чем $550 млрд, т.е. до одной шестой совокупных активов всех фондов акций. Если за период с 1975 до 1984 г. у нашего первого индексного фонда не нашлось ни одного последователя, то десятилетие спустя на рынке уже работало 430 индексных фондов акций и даже 30 индексных фондов облигаций.
В мире пенсионных фондов, где идея индексного инвестирования прижилась на несколько лет раньше, чем в отрасли взаимных фондов, активы корпоративных, государственных и местных пенсионных программ, управляемых по индексной стратегии, увеличились с $900 млрд в 1990 г. до $3,5 трлн сегодня.
На настоящий момент совокупные активы взаимных и пенсионных фондов, вложенные в американские и международные индексы акций и облигаций, превышают $4 трлн. Более того, три из десяти крупнейших инвестиционных менеджеров Америки (State Street Global Advisors, Barclays Global Investors и Vanguard, каждый из которых управляет от $700 млрд до $1 трлн активов) достигли таких высот в основном благодаря своему акценту на индексной стратегии.
Но влияние индексного инвестирования распространяется далеко за пределы тех триллионов долларов активов, которые управляются на основе чистой индексной стратегии. Например, сегодня существует множество «скрытых индексных фондов», которые пытаются увеличить доходность за счет относительно небольших вариаций пропорций акций в портфеле того же Standard & Poor’s 500, но при этом жестко «контролируют риск», обеспечивая высокую корреляцию своего портфеля с движениями рыночного индекса.
И редкий активный институциональный управляющий «со стороны покупателя», стремящийся минимизировать так называемый риск отставания от эталона, не сравнивает структуру распределения активов в своем портфеле с корзиной индекса. Наконец, как сладкая глазурь на пироге индексного инвестирования: сегодня аналитики Уолл-стрит «со стороны продавца» больше не рекомендуют «покупать, продавать или держать». Рекомендации «перевешивать, недовешивать или уравновешивать» акции в инвестиционных портфелях относительно долей компаний в совокупной рыночной капитализации, ставшие сегодня неотъемлемой частью профессионального жаргона, являются еще одним свидетельством скрытого индексного подхода.
Нет никаких сомнений в том, что стратегии отслеживания индексов, простые, основанные на широкой диверсификации и сосредоточенные на акциях компаний с большой капитализацией, низкими издержками и низкой оборачиваемостью портфеля, изменили ландшафт наших финансовых рынков и установили новые стандарты, относительно которых мы оцениваем успешность наших инвестиций. Да, мы переключили наше внимание с абсолютной доходности на относительные результаты — на то, чтобы переиграть эталонный индекс или хотя бы не отстать от него. Разумеется, инвесторам нужна абсолютная доходность, но это очевидный факт, что фонд, который показывает наилучшую относительную доходность, является и чемпионом по абсолютной доходности для своих вкладчиков.
Теоретическое обоснование индексного инвестирования
В то время как очевидный триумф индексного инвестирования едва ли удивителен для вдумчивых наблюдателей, немногие эксперты осознают, что в основе пассивной индексной стратегии лежат две различные интеллектуальные идеи. Академики и исследователи рынков широко опираются на так называемую гипотезу эффективного рынка (ГЭР), которая предполагает, что цены акций отражают информированное мнение всей массы инвесторов и устанавливаются в непрерывном режиме, исходя из всей доступной на данный момент информации, что гарантирует справедливое ценообразование.
Но для того чтобы понять суть индексной стратегии, нам не нужна теория эффективности рынков. У триумфа индексации есть другое объяснение, не только более убедительное, но и, бесспорно, более универсальное. Я называю его гипотезой «издержки имеют значение». Эта гипотеза — не только единственное, что нам необходимо для объяснения того, почему индексация должна работать и работает, но и на самом деле позволяет нам с некоторой степенью точности оценить, насколько хорошо она работает. Независимо от того, являются ли рынки эффективными или нет объяснительная сила гипотезы «Издержки имеют значение» сохраняется во все времена и при всех обстоятельствах.
Больше 100 лет прошло с тех пор, как Луи Башелье в своей докторской диссертации в Сорбонском университете в далеком 1900 г. написал: «Все прошлые, настоящие и даже ожидаемые будущие события уже отражены в рыночной цене». Почти полстолетия спустя лауреат Нобелевской премии Пол Самуэльсон, наткнувшись на эту давно забытую работу, признался, что «колебался между тем, чтобы счесть этот труд до банальности очевидным (и, следовательно, бессмысленным) или же почти революционным». По сути, Башелье был абсолютно прав, утверждая, что «математическое ожидание спекулянта равно нулю». К 1965 г. профессор Чикагского университета Юджин Фама осуществил достаточный объем аналитических исследований на основе все возрастающего массива данных о ценах акций, чтобы обосновать эту гипотезу «случайного блуждания» и дать ей второе рождение в виде гипотезы эффективного рынка. Сегодня интеллектуальных аргументов против общепринятой веры в ГЭР не так много. В то время как было бы крайностью утверждать, что все акции всегда эффективно оцениваются рынком, не меньшей крайностью было бы отрицать, что большинство акций эффективно оцениваются рынком большую часть времени.
Но, каким бы широким ни был консенсус в отношении ГЭР, я не знаю ни одного серьезного исследователя, инвестиционного менеджера, аналитика по ценным бумагам или грамотного индивидуального инвестора, который не согласился бы с моей гипотезой «издержки имеют значение». Фондовый рынок не прощает расточительности. Он устанавливает высокую планку, которую могут перепрыгнуть немногие инвесторы. И хотя сегодня апостолы новой теории так называемых поведенческих финансов представляют массу доказательств того, что люди часто принимают нерациональные финансовые решения, пока остается неясным, приводят ли эти решения к систематическим предсказуемым ошибкам в ценообразовании, которыми могут с легкостью и с выгодой для себя воспользоваться рациональные инвесторы.
Таким образом, если справедливость гипотезы эффективного рынка еще может оспариваться, то верность гипотезы «издержки имеют значение» не оставляет сомнений. Ее постулат, если воспользоваться словами доктора Самуэльсона, является одновременно «до банальности очевидным и революционным» и говорит о том, что аргумент Башелье требует важного уточнения: математическое ожидание спекулянта не равно нулю; оно является отрицательным ровно на сумму сопряженных с инвестированием издержек.
Математическое ожидание долгосрочного инвестора тоже отстает от тех доходностей, которыми одаривают нас финансовые рынки. Это отставание в точности равняется общей сумме затрат на нашу систему финансового посредничества, таких как комиссии за управление, сборы на покрытие маркетинговых и юридических расходов, брокерские комиссии, трансакционные издержки, нагрузки при покупке и продаже, комиссии за депозитарное хранение и ведение счетов ценных бумаг. Расходы на посреднические услуги на американском рынке акций, по последним оценкам, достигают $250 млрд в год и больше. Если исходить из того, что сегодняшний фондовый рынок с совокупной капитализацией $13 трлн обеспечивает 7%-ную годовую доходность ($910 млрд в год), то наши посредники, не вложившие ни цента, кладут в карман больше четверти этого дохода, оставляя инвесторам — тем, кто вложил 100% капитала, — меньше трех четвертей. Нам не нужна гипотеза эффективного рынка, чтобы объяснить, почему инвесторы так катастрофически редко переигрывают рынок. Это позволяет объяснить гипотеза «издержки имеют значение». Независимо от того, эффективны или неэффективны рынки, совокупная доходность инвесторов отстает от рыночной доходности на совокупную сумму издержек на инвестирование, которые они несут.
А теперь действительно плохие новости. Указанные издержки вычитаются из накоплений инвесторов ежегодно в текущих номинальных долларах, в то время как конечная стоимость инвестиций измеряется в реальных долларах и почти неизбежно обесценивается в результате инфляции. Номинальная долгосрочная доходность акций в 10%, которой машут перед глазами инвесторов финансовые посредники, в реальном выражении сокращается всего до 6,5%. Далее, с учетом того, что средний уровень расходов в отрасли взаимных фондов сегодня составляет около 2,5% в год, финансовые посредники конфискуют почти 40% от исторической реальной нормы доходности рынка акций сокращая фактическую доходность инвесторов до 4%. И, наконец, когда мы вычитаем налоги (еще почти 2% в год), чистая доходность инвесторов уменьшается до смехотворных 2%, а доля «конфискованной» издержками и налогами доходности увеличивается до 70%. Поскольку в ближайшие годы доходность рынка может упасть намного ниже исторических норм, проблема инвестиционных накоплений может предстать перед нами в новом, куда более резком свете.
Академическое и финансовое сообщества выделяют огромные интеллектуальные и финансовые ресурсы на изучение прошлых доходностей акций, регрессионный анализ, современную теорию портфеля, поведенческие финансы и гипотезу эффективного рынка. Настало время обратить больше внимания на гипотезу «издержки имеют значение». Мы должны знать, во сколько нам обходится наша система финансового посредничества, в какой мере окупается высокая оборачиваемость портфеля и какой величины реальную чистую доходность управляющие активами зарабатывают для наших инвесторов.
Две школы индексного инвестирования — количественный и прагматичный подходы
На протяжении всей истории индексного инвестирования к нему существовало два различных интеллектуальных подхода; один из них основан на гипотезе эффективного рынка, другой — на гипотезе «издержки имеют значение». Представители количественной школы во главе с математическими гениями, такими как Гарри Марковиц, Уильям Фаус, Джон Маккуон, Юджин Фама и Уильям Шарп, опираясь на сложные уравнения и исчерпывающие исследования финансовых рынков, пришли к выводам, на основе которых ими была сформулирована гипотеза эффективного рынка. По сути, «современная теория портфеля», разработанная количественной школой, гласит, что широко диверсифицированный, неуправляемый портфель акций — самый верный путь к инвестиционному успеху, -заключение, которое привело к созданию первого индексного пенсионного счета (для Samsonite Corporation) банком Wells Fargo Bank в 1971 г. Все небольшие активы этого счета в размере $6 млн были вложены в равновзвешенный индекс акций, торгующихся на Нью-Йоркской фондовой бирже. К сожалению, такая стратегия обернулась кошмаром, и в 1976 г. эталонный индекс заменили на Standard & Poor’s 500, который по сей день остается основным стандартом для индексных стратегий пенсионных фондов.
В то время как количественная школа развивала свои фундаментальные теории, так называемая прагматичная школа просто рассматривала очевидные факты. В 1974 г. Journal of Portfolio Management опубликовал статью доктора Самуэльсона под названием «Вызов суждению» (Challenge to Judgment). В ней автор отмечал, что теоретические изыскания академического сообщества не позволяют определить, какие инвестиционные менеджеры покажут устойчивые превосходные доходности, предлагал несогласным привести «убедительные доказательства обратного» и призывал, чтобы кто-нибудь наконец-то создал индексный фонд. Год спустя в статье под названием «Заведомо проигрышная игра» Чарльз Эллис утверждал, что из-за комиссий и трансакционных издержек 85% пенсионных счетов отстают от доходности фондового рынка . «Если вы не способны переиграть рынок, вам лучше к нему присоединиться, — говорил в заключение Эллис. — Один из способов это сделать — индексный фонд».
В середине 1975 г. я пребывал в блаженном неведении относительно изысканий количественной школы и был глубоко вдохновлен прагматизмом Самуэльсона и Эллиса. Я только что создал небольшую компанию под названием Vanguard и был полон решимости открыть первый индексный взаимный фонд. Поэтому достал с полок подборку ежегодных обзоров Weisenberger Investment Companies, вручную рассчитал средние годовые доходности, заработанные фондами акций за последние 30 лет, и сравнил их с доходностями индекса акций Standard & Poor’s 500. Результат: за период 1945–975 гг. индекс S&P приносил в среднем 10,1% в год, а средний фонд акций — всего 8,7%.
Когда я размышлял о причинах такого расхождения, мне открылась очевидная истина. Индекс был свободен от издержек, и его годовое 1,4%-ное преимущество в доходности примерно соответствовало общей величине издержек, которые нес средний фонд акций: коэффициент расходов плюс скрытые издержки оборачиваемости портфеля. Чтобы продемонстрировать огромное воздействие этой кажущейся незначительной процентной разницы, я подсчитал, что начальная инвестиция в размере $1 000 000, вложенная в 1945 г. В индекс, выросла бы до $18 000 000 к 1975 г., в то время как вложенная в фонд акций — всего до $12 000 000. В сентябре 1975 г., опираясь на эти данные и на работы Самуэльсона и Эллиса, я убедил сомневающийся совет директоров Vanguard одобрить создание первого индексного взаимного фонда. Директора согласились.
Как Vanguard создала первый индексный взаимный фонд
Идея индексного фонда была для меня далеко не нова. Еще в 1951 г. обширные данные, собранные мной по крошечной тогда отрасли взаимных фондовдля дипломной работы в Принстонском университете, привели меня к пониманию того, что «нельзя ожидать чудес от взаимных фондов» и что «взаимные фонды не могут претендовать на устойчивое превосходство над средними результатами рынка». В мае 1975 г., когда Vanguard начала свою деятельность, я наконец-то смог воплотить в жизнь свою мечту создать первый комплекс по-настоящему взаимных взаимных фондов.
Следующим пунктом в моей повестке дня стояла организация первого индексного фонда.
Почему именно индексный фонд? Если для активного управляющего фондов, сам бизнес которого зависел от убежденности в том, что, независимо от его результатов в прошлом, он всегда может переиграть рынок в будущем, идея индексного фонда была анафемой, то для нас она была вполне естественным вариантом. Мы были организованы как группа настоящих взаимных фондов, полностью принадлежащих их вкладчикам, и низкие издержки стали нашей мантрой. Поэтому, хотя у наших конкурентов тоже была возможность создать первый взаимный индексный фонд, только у Vanguard, как у главного подозреваемого в уголовном деле, имелись и возможность, и мотив.
Наш First Index Investment Trust был встречен насмешками в инвестиционных кругах. Его называли «Глупостью Богла» и рассматривали как не соответствующий состязательному духу американской нации. Один из наших конкурентов даже распространил плакат, на котором дядя Сэм, используя игру слов, призывал «Заклеймить (ликвидировать) индексные фонды» (рис. 18.1). Армию скептиков возглавлял президент Fidelity Эдвард Джонсон, уверявший инвестиционное сообщество, что его компания не намерена следовать примеру Vanguard: «Я не могу поверить в то, что наши инвесторы могут быть удовлетворены получением средней рыночной доходности. Быть лучшим — вот девиз этой игры». (Сегодня Fidelity имеет примерно $38 млрд активов, инвестируемых по индексной стратегии.)
Рис. 18.1. Глупость Богла?
Первоначальный энтузиазм инвестирующей публики в отношении свежей идеи неуправляемого индексного фонда, отслеживающего индекс S&P500, был существенно ослаблен под влиянием нападок скептиков. Первичное публичное размещение инвестиционных паев летом 1976 г. принесло меньше $11 млн, и в первые годы рост был очень медленным. Только через шесть лет активы первого индексного фонда превысили $100 млн, да и то только потому, что мы слили его с другим, активно управляемым фондом Vanguard. Но начало великого бычьего рынка в середине 1982 г. придало нам импульс, и уже к 1986 г. активы фонда пересекли отметку в $500 млн.
С самого начала я понимал, что индекс S&P500, включающий акции компаний с большой капитализацией, составляющих 75%-80% совокупной капитализации американского рынка, будет близко, но не стопроцентно соответствовать доходности всего фондового рынка из-за отсутствия в индексе акций компаний со средней и с малой капитализацией. Поэтому в 1987 г. мы открыли так называемый Extended Market Fund, отслеживающий индекс средних и малых компаний. Вместе взятые, эти два фонда позволяли инвесторам вкладывать в весь фондовый рынок. К концу этого года суммарные активы двух фондов составили почти $1 млрд. В 1990 г. мы ввели еще один фонд на основе S&P500 — Institutional 500 Fund, предназначенный для пенсионных программ, и в 1991 г. — Total Stock Market Index Fund, копирующий индекс полного рынка Wilshire 5000 Total (U.S.) Market Index, что увеличило суммарные активы наших, по сути, общерыночных индексных фондов до $6 млрд.
На протяжении 1994–1999 гг., в разгар бычьего рынка, когда наши индексные фонды стабильно переигрывали подавляющее большинство — более 80%! — активно управляемых фондов, наш рост активов ускорился: $16 млрд — в 1993 г., $60 млрд — в 1996 г., $227 млрд — в 1999 г. Однако я всегда предупреждал вкладчиков наших фондов, чтобы они «не надеялись на то, что такие превосходные результаты будут устойчивыми и повторимыми». Так оно и оказалось. Но даже на последовавшем медвежьем рынке индексные фонды опережали более 50% активно управляемых фондов, поэтому рост их активов продолжился. На сегодня активы четырех наших «общерыночных» индексных фондов составляют около $200 млрд, что в совокупности с другими нашими 33 индексными фондами доводит суммарные активы, управляемые по индексной стратегии, до $300 млрд.
Таким образом, индексное инвестирование получило впечатляющий коммерческий успех и привлекло значительные активы под управление Vanguard и еще большие по величине активы под управление других менеджеров и пенсионных фондов. Причины такого успеха кроются не только в здравой и прагматичной основе, на которую опирается индексное инвестирование, но и в том, что на протяжении более чем трех десятилетий оно эффективно служило инвесторам, обеспечивая их превосходной доходностью. Это значит, что индексное инвестирование стало не только коммерческим, но и профессиональным успехом. Индексация работает!
Грубые факты
Но насколько хорошо она работает?
30 лет назад в своей статье «Вызов суждению» доктор Самуэльсон писал: «Когда уважаемые исследователи пытаются выделить малочисленную группу менеджеров, посвященных в тайну превосходного инвестиционного процесса, они неизменно терпят неудачу… Поскольку даже в своей неточной версии гипотезы «эффективного рынка» или «случайного блуждания» подтверждаются реальными фактами… любое жюри присяжных, рассматривающее доказательства, должно вынести шотландский* вердикт: превосходная доходность не доказана». И продолжил: «Теперь слово за теми, кто сомневается в гипотезе случайного блуждания. Они могут опровергнуть этот неприятный факт единственным способом, которым опровергают любой факт, — путем доказательства обратного».
(* Суд присяжных в Шотландии вместо двух типичных вариантов вердикта «виновен» и «не виновен» имеет возможность принять третий вариант решения not proven — «не доказано». — Прим. пер.)
Итак, спустя три десятилетия давайте исследуем некоторые грубые факты. Вернемся к той эпохе, когда была опубликована статья Самуэльсона, и посмотрим, какие уроки мы можем извлечь, изучив данные о способности управляющих взаимных фондов переигрывать рынок. В 1970 г. существовало 355 взаимных фондов акций, и теперь мы можем оценить их успех на длительном 30-летнем интервале. Прежде всего, мы сталкиваемся с ошеломительным и весьма важным открытием: всего 147 фондов пережили этот период. Остальные 208 фондов исчезли со сцены, что дает нам удивительный процент неудач в 60% (рис. 18.2).
Рис 18.2. Ищем иголку в стоге сена: доходности выживших взаимных фондов , 1970-2003 гг.
Теперь давайте посмотрим на результаты выживших фондов, которые, вероятно, были лучшими из лучших в первоначальной группе. Тем не менее целых 104 фонда отстали от среднегодовой доходности в 11,3%, показанной неуправляемым индексом S&P500 . Всего 43 фондам удалось переиграть индекс.
Если мы, что вполне разумно, будем рассматривать доходность в пределах плюс-минус одного процентного пункта от рыночной доходности как статистический шум, то 52 выживших фонда показали доходность, примерно равную рыночной. В этом случае мы получаем, что целых 72 фонда совершенно очевидно проиграли рынку (с разницей более чем в один процентный пункт) и всего 23 фонда стали явными победителями, преодолевшими этот порог.
Если мы расширим «шумовой» коридор до 2%, получаем, что из 50 фондов за пределами этого коридора 43 проиграли рынку и всего семь уверено переиграли его — смехотворные 2% из 355 фондов, существовавших на начало периода, что является одним из тех «грубых фактов», которые подтверждают точку зрения доктора Самуэльсона. Вердикт присяжных здесь очевиден. И он гласит: «Виновны». Управляющие фондов виновны в систематической неспособности создавать адекватную стоимость для вкладчиков фондов.
Но я считаю, что имеющиеся у нас цифры на самом деле грубо переоценивают долгосрочные успехи этих семи победителей. Насколько надежны и объективны данные о превосходной доходности указанных фондов? Полагаю, что не очень. У этих якобы успешных фондов есть много общего. Во-первых, все они были относительно неизвестными на начало периода (и имели такую структуру, при которой они, можно сказать, не принадлежали своим вкладчикам). Их активы были незначительными: минимум $1,9 млн, в среднем $9,8 млн и максимум $59 млн. Во-вторых, самые высокие результаты были показаны ими в первое десятилетие, что привело к быстрому росту активов, как правило, от весьма скромных на начало периода до примерно $5 млрд на пике, прежде чем их доходность начала падать. (Активы одного фонда выросли до $105 млрд!) В-третьих, несмотря на блестящие ранние результаты, большинство из них отставало от рынка на протяжении последнего десятилетия, иногда с существенным разрывом (рис. 18.3). Динамика доходности пяти из семи фондов удивительно сходна: пик относительной доходности в начале 1990-х гг., затем отставание от рыночной доходности примерно на 3% в год в течение следующего десятилетия -примерно +12% у S&P500 и +9% у взаимных фондов.
Рис. 18.3. Изучаем результаты семи победителей
Кажется, что, в отличие от обычной жизни, где часто действует правило «успех влечет за собой успех», в сфере управления фондами «успех влечет за собой неудачу». Любой успешный фонд почти неизбежно попадает в порочный круг, где высокая прошлая доходность ведет к интенсивному притоку активов, а большие активы подрывают те самые факторы, которые способствовали высокой доходности в прошлом. Таким образом, даже если инвестор был достаточно умен или достаточно удачлив для того, чтобы изначально выбрать один из фондов-победителей, то по прошествии начального успешного периода игра все равно оказывается проигрышной. Грубые факты за прошедшие три десятилетия убедительно доказывают, что нет смысла искать иголку успешного фонда в стоге сена. Для инвесторов гораздо проще и выгоднее владеть всем «стогом» фондового рынка через индексный фонд.
Еще больше грубых фактов
В сфере управления инвестициями полагаться на прошлую доходность просто нельзя. Прошлое никогда не было прологом будущего, особенно когда речь идет о результатах деятельности взаимных фондов . Недавнее исследование показало, что скорректированные на риск доходности взаимных фондов акций за период 1983–2003 гг. проявляли характеристики почти идеального случайного блуждания. Сравнение доходностей фондов за первую и вторую половину первого десятилетия, за первую и вторую половину второго десятилетия, а также за полное первое и полное второе десятилетие наглядно это иллюстрирует.
Усреднение данных за эти три периода показывает, что 25% фондов из верхнего квартиля фондов за первый период оказались в верхнем квартиле за второй период — точно так, как диктует чистая случайность (рис. 18.4). Почти такое же количество фондов из верхнего квартиля — 23% — оказались в нижнем квартиле, что также является почти случайным исходом. В нижнем квартиле 28% фондов оставались там на протяжении первого и второго периодов, в то время как немного больше — 29% — прыгнули в верхний квартиль.
Рис. 18.4. Насколько устойчива доходность взаимных фондов? Исследование скорректированных на риск доходностей
В следующем периоде чистая случайность перераспределила бы фонды между квартилями случайным образом — 16 ячеек, по 25% в каждой. Как показывает матрица, действительность была близка к идеалу. Процент фондов с устойчивой доходностью никогда не был ниже 20% и не был выше 29%. Это говорит о том, что выбор фонда из квартиля с высокой доходностью в прошлом — далеко не всегда выигрышная стратегия. Более того, даже когда фондам удается опередить другие фонды, это не означает, что им удается опередить сам фондовый рынок.
Однако и инвесторы, и брокеры, и консультанты твердо убеждены в своей способности выявлять успешных управляющих фондов. Один из популярных способов — при помощи звездного рейтинга агентства Morningstar. Действительно, в прошлом десятилетии 98% (!) всего притока активов во взаимные фонды акций из девятиклеточной матрицы «инвестиционных стилей» Morningstar пришлось на фонды с наивысшим четырех- и пятизвездочным рейтингом. (Рейтинги в значительной степени зависят от абсолютной доходности фондов в прошлом, поэтому вряд ли можно возлагать ответственность за эти гигантские притоки капитала на Morningstar. Есть звезды или нет, высокие доходности всегда привлекают большие деньги.)
Однако, по собственному же признанию специалистов Morningstar, звездные рейтинги неэффективны при прогнозировании доходностей фондов, особенно во время больших колебаний на фондовом рынке. Факты подтверждают их беспокойство. Исследования показывают, что положительные скорректированные на риск доходности («Альфа»), показываемые фондами перед присвоением им четырех- и пятизвездочного рейтинга, обычно превращаются в отрицательные после этого, причем на сходную величину. Данные из Hulbert’ Financial Digest тоже подтверждают это заключение. После присвоения наивысшего рейтинга Morningstar большинство фондов начинает значительно отставать от доходности рынка. Например, в прошлом десятилетии средняя доходность этих «звездных» фондов снизилась до 6,9% в год, что было на целых 4,1% меньше доходности индекса S&P500, составлявшей 11,0%. Более того, это 37%-ное отставание в годовой доходности шло рука об руку с более высоким риском (стандартным отклонением), увеличившимся на 4%. Как видите, даже эксперты терпят неудачу при выявлении победителей среди взаимных фондов.
Анализ примера из практики
Таким образом, поиск «долгосрочного инвестиционного превосходства» — тщетное дело. В своей замечательной новой книге «Капитал» (Capital) с вышеприведенными словами в качестве подзаголовка авторитетный аналитик Чарльз Эллис хорошо объясняет почему. Г-н Эллис описывает компанию, в которой работают высококвалифицированные профессионалы, серьезно относящиеся к своему делу и организовавшие превосходный инвестиционный процесс. Но, рисуя эту совершенную картину, автор, быть может непреднамеренно, показывает нам широкий разрыв между итогами деятельности самих менеджеров и тем, что получают рядовые инвесторы, а также предостерегает против того, чтобы рассматривать прошлое как пролог будущего.
Книга Эллиса посвящена истории Capital Group Companies, компании из Лос-Анджелеса, которая, вероятно, является самым уважаемым инвестиционным менеджером Америки. Вряд ли какая-либо еще фирма заслужила такие громкие похвалы в свой адрес со стороны беспристрастных наблюдателей и конкурентов: «Одна из самых выдающихся компаний из когда-либо существовавших», «Одна из лучших компаний в нашем бизнесе», «Компания, где работают люди, приверженные долгосрочному инвестиционному успеху». Я не могу не согласиться с этими словами. На самом деле я сам пою дифирамбы Capital Group с начала 1960-х гг. (Когда я работал в Wellington Management Company, то даже рассматривал возможность слияния наших двух компаний!)
Но, несмотря на ее целостность, фокус на долгосрочных инвестициях и на тот факт, что чистые доходности, зарабатываемые компанией для вкладчиков фондов, неизменно превосходят доходности ее конкурентов, результаты деятельности Capital относительно самого фондового рынка не были сколь-нибудь экстраординарными. В своей книге Эллис приводит данные, что доходность ее флагманского фонда Investment Company of America (ICA) за период с 1973 по 2003 г. составила +13,2% годовых, что на 1,8% превышало доходность 11,4%, показанную индексом S&P500 . Но, как и почти все сравнительные данные по фондам, эта цифра игнорирует влияние начальной нагрузки в 8,5%, которую платили инвесторы при покупке паев. Для среднего инвестора такая нагрузка снижала дополнительную доходность примерно на 0,8% — до 1,0%, хотя даже этот небольшой отрыв является значительным преимуществом в отрасли, которая, как нам известно, не в состоянии обеспечить своим вкладчикам даже рыночную доходность.
Но, разумеется, как и все сравнения, это сравнение тоже зависит от выбранного периода. Если мы возьмем другие периоды, то получим иные, менее убедительные результаты. Например, за последние 25 лет (1979-2003 гг.) ICA проигрывал рынку на протяжении 16 лет. Хотя в целом за этот период фонд показал доходность выше рыночной на 0,7% (14,5% против 13,8%), с учетом начальной нагрузки он немного отставал от рынка, показав чистую годовую доходность в 13,7%. На самом деле начиная с 1983 г. и на протяжении двух полных десятилетий, независимо от того, с какого года начинать сравнение, результаты ICA близко соответствовали результатам самого рынка, с замечательной корреляцией 95%. (Справедливости ради нужно отметить, что ICA показал меньшую волатильность, значительно отставая от пузыря бычьего рынка, надувшегося в 1998-1999 гг., и затем быстро вернув утраченные позиции на последовавшем за этим медвежьем рынке.)
Учитывая, что остальная отрасль не в состоянии угнаться даже за доходностью рынка, почему бы просто не признать, что активно управляемый фонд ICA является таким же или даже более успешным, чем индексный фонд?
Во-первых, потому, что, несмотря на его долгосрочный фокус, он имеет относительно низкую налоговую эффективность. Например, за последние 25 лет федеральные налоги ежегодно забирали примерно 2,5% заработанной им доходности, снижая ее с 13,7% до 11,2% для налогооблагаемых инвесторов.
Хотя индексный фонд, инвестирующий в S&P500 , тоже не избавлен от налогов, его пассивная стратегия отслеживания рынка очень эффективна с точки зрения налогообложения. За тот же период налоги обходились индексному фонду всего в 0,9%, что уменьшало его доналоговую доходность, составляющую 13,8%, до 12,9%, и обеспечивало чистое преимущество над ICA в 1,7% в год. Таким образом, инвесторы-налогоплательщики не только несут более высокие издержки в виде комиссий за управление, операционных расходов и начальных нагрузок, когда покупают паи активно управляемого фонда, но и платят гораздо более высокие налоги.
Вторая причина, удерживающая меня от того, чтобы назвать ICA безоговорочным победителем, состоит в том, что прошлое редко является прологом будущего. И не только из-за «случайного блуждания», характерного для доходностей, достигаемых активными управляющими на высокоэффективных рынках. Успех, даже мнимый, в управлении инвестициями не остается незамеченным; на самом деле о нем трубят со всех крыш. В результате успех притягивает деньги, создавая вышеописанный мною порочный круг. Как предостерегает нас Уоррен Баффетт, «толстый бумажник — враг превосходной доходности», и факты убедительно подтверждают эту мудрость.
Сегодня активы ICA составляют $66 млрд — громадная сумма по сравнению с $1,3 млрд, находившимися под его управлением 25 лет назад. Такой экспоненциальный рост едва ли облегчает задачу активного управления. Количество доступных инвестиций, достаточно больших для того, чтобы оказать заметное влияние на доходность портфеля, уменьшается, в то время как трудность и стоимость покупки и продажи акций возрастают. Более того, активы ICA — только верхушка айсберга, так как фонд входит в инвестиционный комплекс с суммарными активами $500 млрд и многие из акций, составляющих крупные доли в его портфеле, также держатся другими фондами компании Capital и обслуживаемыми ею пенсионными фондами. Например, в настоящее время Capital держит примерно по 11% акций Target Corp. и GM и от 7% до 10% акций Altria, FNMA, J.P. Morgan Chase, Eli Lilly, Bristol-Myers, Dow Chemical, Tyco, Texas Instruments и Fleet Boston. Не повредит ли значительный рост активов способности Capital и дальше управлять ими с тем же успехом, который компания демонстрировала в прошлом, покажет лишь время.
На какую интеллектуальную основу опирается активное управление?
Позвольте мне вначале коротко описать ту интеллектуальную конструкцию, на которую опирается индексное инвестирование: несмотря на слабость гипотезы эффективного рынка, гипотеза «издержки имеют значение» фактически представляет собой самоочевидную истину, особенно на арене взаимных фондов, где издержки обладают столь разрушительным действием. За доказательствами того, что стабильное превосходное управление активами — большая редкость, далеко ходить не надо. И порочный круг, когда превосходная доходность порождает рост, приводящий к ее ухудшению, разорвать который под силу лишь самым смелым и дисциплинированным менеджерам, стал неизбежной реалией. Тот факт, что сегодня инвестиционные менеджеры остаются на своем посту в среднем менее пяти лет, означает, что долгосрочному инвестору нужно не только выбрать хорошего менеджера, но и сделать ставку на его долговечность. А удивительный процент неудач среди фондов, который при сохранении текущего уровня приведет к закрытию 50% ныне существующих фондов в течение следующих десяти лет, добавляет сладкую глазурь на пирог индексного инвестирования.
Но каково же в таком случае интеллектуальное обоснование для активного управления? Хотя я видел некоторые доказательства того, что менеджеры фондов способны зарабатывать доходности выше рыночной до вычета издержек, я никогда не видел доказательств того, что все менеджеры в совокупности могут переиграть рынок после вычета издержек или что определенный класс менеджеров (например, менеджеров взаимных фондов ) может это сделать. На что же указывают сторонники активного управления в качестве причины для инвесторов доверить им свои деньги? На самих себя! «Мы можем переиграть рынок», «Мы переигрывали рынок в прошлом», «Просто покупайте (гарантированно высокодоходные) фонды, которые мы рекламируем». Как оказывается на поверку, великая идея, лежащая в основе активного управления, состоит в том, что нет никакой великой идеи. Его сторонники предлагают лишь несколько историй прошлых успехов и обещания на будущее.
К сожалению, в управлении инвестициями действует лишь один общий неопровержимый закон. Издержки — единственный статистический фактор, высококоррелированный с будущим инвестиционным успехом. Чем выше издержки, тем ниже доходность. Коэффициенты расходов фондов акций связаны отрицательной корреляцией с доходностями фондов с коэффициентом -0,61. Инвесторы взаимных фондов не получают того, за что заплатили. Они получают только то, за что не платят!
Если мы просто сгруппируем фонды по квартилям, эта корреляция бросается в глаза. За десятилетний период, закончившийся 30 ноября 2003 г., квартиль фондов с самыми низкими коэффициентами расходов обеспечил среднегодовую доходность 10,7%; второй по уровню расходов квартиль принес 9,8%; третий — 9,5%; и, наконец, квартиль фондов с самыми высокими коэффициентами расходов принес всего 7,7% -весомая разница в 3% в год между самым низкозатратным и самым высокозатратным квартилями, равная 30%-му увеличению годовой доходности! Эта закономерность сохраняется независимо от выбранного периода и, по большому счету, независимо от инвестиционного стиля менеджера или рыночной капитализации. Учитывая тот факт, что самые низкие издержки в отрасли имеют индексные фонды, активные управляющие не стремятся акцентировать внимание инвесторов на неоспоримой взаимосвязи между издержками и создаваемой стоимостью.
Времена и обстоятельства меняются
Таким образом, объективные прошлые данные, реалии настоящего дня и осознание того, что будущие результаты даже наиболее успешных на сегодняшний день менеджеров совершенно непредсказуемы, все вместе ясно дают понять, что поиски чащи Грааля устойчивой сверхрыночной доходности — бесплодное занятие. Признание этой реальности лежит в основе замечательного успеха и роста популярности индексного инвестирования. Но, пожалуйста, не подумайте, что я сижу сложа руки и довольствуюсь достигнутыми успехами. Я считаю своей миссией быть активным проповедником индексного инвестирования, и не только потому, что почивание на лаврах обычно является предвестником провала, но и по трем другим причинам.
Во-первых, потому что индексное инвестирование пока еще не выполнило своей задачи. Во-вторых, потому что сегодня мы извращаем идею индексного инвестирования, добавляя к ее роли оптимального инструмента для долгосрочного инвестирования («базовой индексации») новую роль инструмента для краткосрочных спекуляций («периферийной индексации»). И в-третьих, потому что еще недостаточно много индивидуальных инвесторов осознало те необычайные преимущества, которые предлагает им индексная стратегия.
О том, какую задачу предстоит выполнить индексному инвестированию, было сказано в статье, опубликованной в журнале Fortune в июне 1976 г., как раз в тот момент, когда мы только что запустили наш First Index Investment Trust. Принадлежащая перу журналиста А. Эрбера, статья носила название «Индексные фонды — идея, для которой пришло время». Ее автор приходил к заключению, что «индексные фонды обещают радикально изменить мир управления активами». И однако почти три десятилетия спустя, несмотря на свое значительное влияние, индексное инвестирование не смогло изменить мир. Самое печальное, что оно не сумело изменить даже мир взаимных фондов, где активные управляющие, кажется, сознательно закрывают глаза на уроки, которые преподносит им успех индексной стратегии.
Причины этого успеха предельно просты: 1) максимально широкая диверсификация, часто охватывающая весь фондовый рынок США; 2) фокус на долгосрочных инвестициях с минимальной, даже номинальной оборачиваемостью портфеля (от 3% до 5% в год); 3) минимальные издержки, иногда без комиссий за консультирование, без начальных нагрузок, с минимальными операционными расходами. И, однако, вместо того чтобы попытаться скопировать эти факторы успеха, отрасль взаимных фондов делает едва ли не прямо противоположное.
Взять хотя бы то, что всего около 500 из 3700 существующих ныне фондов акций могут рассматриваться как широко диверсифицированные и ориентированные на обширный рынок. Они покупают акции для того, чтобы их держать. Остальные примерно 3200 фондов специализируются на относительно узких сегментах рынка или его конкретных секторах, на международных рынках или рынках отдельных стран, и, кажется, покупаются лишь для того, чтобы однажды — достаточно скоро — быть проданными. Оборачиваемость портфелей, которая в 1975 г., на момент создания нашего первого индексного фонда, составляла 37% и рассматривалась мной как «чрезмерно высокая», сегодня колеблется в пределах 100% из года в год.
Далее, несмотря на то, что расходы фондов, по сути, определяют успех или неуспех инвесторов, стремящихся к накоплению капитала, их уровень стабильно повышался в противовес снижающимся расходам индексных фондов. Первоначально коэффициент расходов нашего индексного фонда Vanguard 500 составлял 0,43% по сравнению с 1,40% в среднем фонде акций.
Сегодня он составляет 0,18% и даже меньше, в то время как коэффициент расходов среднего фонда акций вырос до 1,58%. Добавьте к этому торговые комиссии и издержки оборачиваемости портфеля, и суммарные издержки такого фонда составят все 2,5%, означая будущее преимущество в доходности индексного фонда по крайней мере в 2,3% в год.
Примечательно, что активно управляемые фонды Vanguard учатся на успехе наших индексных фондов. На самом деле благодаря низким комиссиям за управление, выплачиваемым внешним менеджерам, относительно низкой оборачиваемости портфелей и довольно успешному, хотя и иногда ошибочному, выбору инвестиционных менеджеров наши активно управляемые фонды, как показало исследование в Journal of Portfolio Management, фактически с момента своего создания опережали наш индексный фонд. (Хотя, если брать доходности после вычета налогов или если взять период для сравнения, начиная не с 1989 г., а с 1976 г., то наш индексный фонд показывал лучшие результаты.) Я не соглашусь с авторами статьи в том, что наши активно управляемые фонды доставляют мне «больше радости». Могу вас уверить, что наибольшее удовольствие я испытываю от возможности применять в жизни те фундаментальные принципы, которые лежат в основе успеха наших индексных и активно управляемых фондов.
Извращение хорошей идеи
Моя вторая причина для беспокойства связана с тем, что оригинальная идея индексного фонда — держать весь американский фондовый рынок с низкими издержками и бесконечно долго — сегодня, мягко говоря, подвергается серьезным искажениям (рис. 18.5). Ядро индексной стратегии — мудрость долгосрочного инвестирования — все больше разрушается под давлением безрассудства краткосрочных спекуляций. И индексные фонды являются одним из главных инструментов такого разрушения. Почему? До потому что сегодня в термин «индексный фонд», как и в термин «хеджевый фонд», мы вкладываем практически любой смысл, который нам выгодно в них вложить.
Рис. 18.5. «Посмотри, что они сделали с моей песней, мама!»
Индексные фонды акций в 2004 г.
Помимо 109 индексных фондов, отслеживающих относительно небольшое количество индексов широкого рынка (S&P500 , Wilshire Total Market, Russell 3000), существует 224 индексных фонда, основанных на специализированных индексах, таких как акции компаний с малой капитализацией , технологические акции, даже южнокорейские акции, фонды, которые, кажется, покупаются только для последующей продажи. (Я признаюсь, что сам причастен к созданию сегментно ориентированных индексных фондов, например, акций роста и стоимости и акций компаний с малой капитализацией. Но сегодняшние специализированные индексные фонды имеют куда более узкую базу.)
Большую роль в расширении рынка индексного инвестирования сыграли «биржевые индексные фонды» (ETF), которые по сути представляют собой индексные фонды, предназначенные для краткосрочной торговли на фондовым рынке. Сегодня активы биржевых индексных фондов в общей сложности составляют $150 млрд, одну четвертую от совокупных активов взаимных индексных фондов в $550 млрд. Кажется вполне логичным, что в форме ETF активно торгуются специализированные фонды; на настоящий момент их насчитывается 118 с активами примерно $60 млрд. Но, к моему удивлению и разочарованию, на рынке ETF сегодня доминируют не узкие сегментно ориентированные фонды, а фонды широкого рынка, включая «Пауков» на основе S&P500, iShares, «Кубики» NASDAQ и «Бриллианты» на основе индекса Dow Jones. Именно на эти популярные биржевые индексные фонды приходится более $90 млрд активов, — индексные фонды, которые раньше покупались для того, чтобы их держать, теперь покупаются исключительно для продажи.
Без преувеличения, «купить, чтобы продать» — это и есть предназначение таких фондов. Паи биржевых индексных фондов оборачиваются со скоростью, которую я раньше счел бы немыслимой. Ежедневно примерно на $8 млрд паев «Пауков» и «Кубиков» переходит из рук в руки, что в пересчете на год дает оборачиваемость портфеля 3000%, соответствующую среднему периоду держания всего 12 дней! (Оборачиваемость паев обычных взаимных фондов сегодня колеблется в диапазоне 40%, что уже является чрезмерным и попахивает спекуляцией.) Между тем в такой фантастической оборачиваемости ETF нет ничего удивительного. Создатель «Пауков» традиционно рекламирует свой продукт следующими словами: «Теперь вы можете торговать индексом S&P500 на протяжении всего торгового дня в режиме реального времени». (Меня так и подмывает спросить: «Какой дурак будет это делать?»)
Правила игры меняются, причем в худшую сторону. Простой индексный фонд широкого рынка, который я считал лучшим инструментом для долгосрочного инвестирования из когда-либо придуманных человеком, теперь «усовершенствован» финансовыми инженерами для использования в краткосрочных спекуляциях. Более того, к нему присоединился целый выводок узкоспециализированных индексных фондов, совершенно очевидно предназначенных для той же цели. Пожалуйста, не поймите меня неправильно: биржевые индексные фонды (ETF) —это эффективный спекулятивный инструмент, дающий возможность торговать широким рынком или его сегментами ради извлечения краткосрочной прибыли, и использовать их с такой целью, безусловно, более разумно (и менее рискованно), чем играть на краткосрочных колебаниях отдельных акций. Вопрос в том, есть ли смысл в спекулятивной стратегии, дорогостоящей, неэффективной в налоговом плане и антипродуктивной в целом, если это почти заведомо проигрышная игра?
Я абсолютно убежден, что долгосрочное инвестирование — наилучшая выигрышная стратегия.
Какие еще нам нужны доказательства?
Третий источник моего беспокойства связан с тем, что, несмотря на все свои достоинства, индексное инвестирование на сегодня достигло лишь малой доли того успеха среди инвесторов, которого оно в действительности заслуживает. Если из ереси индексация превратилась в догму почему она не играет гораздо более значимую роль на финансовой сцене? Да, активы индексных взаимных фондов в настоящий момент превышают $550 млрд, представляя почти 15% всех активов фондов акций. Да, за прошедшие три года инвесторы вложили в индексные фонды $130 млрд, что составляет примерно 35% всего притока денежных средств в фонды акций.
Но сегодня американские семьи держат примерно $8,0 трлн своих активов в акциях, что означает, что почти $7,5 трлн инвестируются не по индексным стратегиям. Среди индивидуальных инвесторов индексное инвестирование менее популярно, чем среди пенсионных фондов. Однако обеспечиваемое им преимущество в издержках гораздо важнее на рынке дорогостоящих взаимных фондов, чем на рынке пенсионных фондов с их конкурентоспособными уровнями расходов. Если мы как нация собираемся в большей степени опираться на индивидуальные пенсионные и накопительные программы, чем на корпоративные пенсионные программы и государственную программу социального обеспечения, то система, отвечающая за накопления наших граждан, должна быть гораздо более функциональной и надежной, нежели сейчас. Какие еще нам нужны доказательства, чтобы признать превосходство индексных фондов и позволить им занять то господствующее положение в финансовом мире, которого они в действительности заслуживают?
Лично я не думаю, что нам нужны еще доказательства. Проблема в другом, и решить ее не так-то просто. Отрасль взаимных фондов, как и страховая отрасль, сегодня по большому счету занимается маркетинговым бизнесом, и в обоих случаях высокие расходы на маркетинг представляют собой чистые убытки, вычитаемые из чистой прибыли инвесторов. Проблема малозатратных индексных фондов без нагрузки заключается в том, что, как я обычно говорю, «почти все эти чертовы деньги уходят в карман инвесторов!» Чем больше денег уходит в карман инвесторов, тем меньше их остается менеджерам и маркетологам, брокерам и рекламодателям — короче говоря, на поддержание той маркетинговой машины, которая движет миром финансового посредничества. Поэтому нам нужно упорно работать изо дня в день, чтобы донести идею индексного инвестирования до сознания рядовых инвесторов с «серьезными деньгами», которые нуждаются в ней больше всего.
Заключение
Вопросы, которые я сегодня обсудил, содержат много важных уроков. В общем и целом я постарался показать, что любые инновации на финансовой сцене не должны быть отделены от интеллектуальной дисциплины и целостности.
Я также говорил о том, что простые идеи могут ни в чем не уступать сложным концепциям и даже превосходить их. Когда речь идеи об управлении активами, всегда держите в памяти знаменитый принцип «Бритвы Оккама»: «Если у проблемы есть множество решений, выбирайте самое простое».
Я надеюсь, вы увидели, к чему могут привести усилия «позолотить червонец золотой», — в данном случае к извращению здравой идеи индексного инвестирования , не требующей позолоты, — и осознали, сколь мощные силы в финансовом мире желали бы остановить победное шествие индексных фондов, угрожающих опустошить принадлежащие им бумажники. Их единственное оружие — махать перед глазами инвесторов прошлыми результатами самых успешных фондов, достигнутыми ими в период расцвета, и утверждать, что так будет продолжаться вечно, — а это, как вы теперь знаете, случается крайне редко. Больше всего, разумеется, я надеюсь на то, что мне удалось не только объяснить вам универсальную математическую логику, лежащую в основе индексного инвестирования: чистая доходность инвестора равна валовой доходности за вычетом издержек инвестирования, — но и благодаря приведенным мной «грубым» фактам убедить даже наиболее скептичных из вас в том, что индексное инвестирование является стоящей и эффективной инвестиционной стратегией.
Подумайте, что это значит лично для вас. Что будет, если вы доверите свои пенсионные накопления индексному фонду на срок, скажем, 40 лет? Предположим, что на этом долгосрочном отрезке фондовый рынок обеспечит нам среднюю годовую доходность в 8%. Если расходы фондов акций сохранятся на текущем уровне в 2,5%, то средний взаимный фонд будет приносить вам по 5,5% в год. Если вы будете вкладывать на ваш счет с отложенным налогообложением по $3000 ежегодно на протяжении 40 лет, эти средства, инвестированные в весь фондовый рынок, увеличатся с учетом сложных процентов до $840 000, и результаты индексного фонда будут немного отставать от этой цифры. В то же время активно управляемый взаимный фонд увеличит ваши накопления всего до $430 000 —немногим больше половины от результата индексного фонда.
Посмотрим на это под другим углом: ваш пенсионный счет заработает $840 000 до вычета затрат, из которых $410 000 вы отдадите финансовым посредникам. Вы получите остаток в $430 000. Финансовая система заберет долю в48%, а вы получите всего 52% от того, что могли бы заработать.
И при этом вы вложили в это предприятие 100% начального капитала, в то время как финансовые посредники не поместили ни цента. Спросите у любого разумного инвестора, считает ли он такое распределение прибылей справедливым? Ответ, разумеется, будет: «Нет».
Поэтому, когда вы начинаете свою трудовую деятельность, создаете семью и начинаете откладывать средства на то, чтобы обеспечить ее будущее, а также средства на пенсию, которые потребуются вам через 40-50 лет, я настоятельно рекомендую вам использовать индексный фонд широкого рынка (чем ниже издержки, тем лучше) как основной инструмент для вложения той доли активов, которые вы решили разместить в акциях. Если вы это сделаете, то, по словам доктора Самуэльсона, «станете предметом зависти для всех ваших соседей и будете спокойно спать по ночам даже в самые неспокойные времена».
Наконец, несколько слов для тех из вас, кто решил связать свою жизнь с управлением инвестициями. Пожалуйста, пусть вас не пугает та очевидная невозможность переиграть рынок, о которой я говорил. Изучите причины успеха индексных фондов и извлеките из них уроки. Долгосрочный фокус, широкая диверсификация и низкие издержки в прошлом были ключами от царства. Активные управляющие, которые учатся и у сторонников гипотезы эффективного рынка, и у приверженцев гипотезы «издержки имеют значение», имеют больше шансов выиграть в этой проигрышной игре или по крайней мере обеспечить приемлемые долгосрочные доходности для своих клиентов в будущем. Какую бы карьеру вы ни избрали на инвестиционном поприще, — на самом деле в любом вашем профессиональном начинании, — ставьте интересы ваших клиентов на первое место. Ставить служение другим выше, чем служение себе, — не только важнейшее условие профессионального успеха, но и золотое правило хорошо прожитой жизни.
* * *
Приобрести книгу можно в магазине ozon.ru
Комментариев нет »
В любое время: