Фред Швед-мл. (Fred Schwed, Jr.)
1940 г.
Перевод: Bull-n-Bear
«Уолл-стрит, – гласит зловещая старая шутка, – это улица, у которой на одном конце река, а на другом кладбище».
Это довольно мило, но, если бы еще где-то в середине располагался детский сад, было бы еще милее.
В течение более чем десяти лет я каждый рабочий день наблюдал за деятельностью этой улицы, главным образом с выгодной позиции торгового стола. В нашем бизнесе мы имеем доступ ко всем видам связи, кроме гелиографа. Мы постоянно обмениваемся по невероятной сети проводов котировками, ордерами, блефом, выдумками, неправдой и чепухой. Первые четыре необходимые составляющие дня выполнения брокерской работы на рынке ценных бумаг. Прямая ложь встречается довольно редко и в длительной перспективе оказывается невыгодной деловой практикой. Здесь я хотел бы поговорить о чепухе – товаре, который сочится неделями и годами с непреодолимым постоянством катящихся вод Миссисипи.
Моя работа – постоянно говорить по этим многим проводам с ордерными клерками, трейдерами, партнерами и спекулянтами. Первая часть их беседы обычно разумна и компетентна и иногда на грани блеска. Это часть, касающаяся котировок и выдумок. Затем, однако, если случай и настроение подходящие, наступает время, когда, все еще под впечатлением, что они делают важную работу, они начинают излагать свои Мысли. Они могут касаться какой-то конкретной акции, Рынка вообще или судеб нации.
Давайте рассмотрим две очень типичные Мысли.
Мысль Номер Один: «Похоже, после ланча может быть небольшой подъем». Это изрекается юным м-ром Джозефом Байзенхаймером, окончившим два класса средней школы. В момент своего вдохновения он жует резинку и разглядывает ленту тикера. Он сопровождает свое заявление взглядом столь знающим, что кажется почти плотоядным.
Мысль Номер Два представляется м-ром С. Хьюго Бигшотом и разлетается по всем проводам. Позвольте мне сразу перескочить к ее заключению:
Отсюда ясно, что за период следующих пятнадцати лет инвестиционный спрос на солидные конвертируемые бумаги с низким купоном, но несущие привлекательную функцию конвертируемости, будет пользоваться заслуженной популярностью у прозорливых инвесторов, что вызовет привлечение более классических форм письменного соглашения об эмиссии облигаций.
Теперь встает вопрос: которое из этих двух заявлений глупее? Любое из них, как вы понимаете, может оказаться правильным. И оба они (или множество заявлений подобного типа) способствуют продаже ценных бумаг на миллиарды долларов.
Возможно, вы склоняетесь к Мысли Номер Два, потому что звукоподражательно она звучит глупее.
Я думаю, что это едва ли справедливо. Юный Джо не знает так много длинных слов. Но он утверждает, что говорит что-то, имеющее некоторый смысл, и утверждает это так же определенно, как м-р Бигшот. Последний, окончивший бизнес-колледж и посещавший курсы по английской литературе, может делать, чтобы его заявление звучало глупее. Но так как ни один из них не имеет никакого фактического или интеллектуального основания для высказывания любой из этих мыслей, я утверждаю, что оба они равны.
Теперь надо прямо здесь сказать, что ни один из этих людей не лгун и даже не мошенник.
Если вы спросите Джо, почему после ланча будет небольшой рост акций, он ответит недвусмысленно. Он скажет, что наблюдает уменьшение объема продаж, что он может видеть, что акции сталелитейных компаний крепко удерживаются чуть выше последних прошлых минимумов и что «они» (кто бы эти «они» ни были) начинают аккумулировать второсортные носители. «Но рынок пойдет не очень далеко, – может добавить он (доказывая, что в сердце он отнюдь не безумный оптимист, а больше похож на банкира старого типа). – Они не хотели бы, чтобы этот рынок убежал».
Удивительное дело, этот язык универсально используется в залах заседаний, не только в Нью-Йорке, но и от побережья до побережья. Кажется, кто-то изобрел некий «эсперанто», чтобы разными способами не говорить абсолютно ничего.
Улица грез
И если вы спросите того другого, образованного парня, на чем он основывает свой пятнадцатилетний прогноз, он приведет так много причин, что вам будет жаль, что вы спросили. Но он должен знать лучше. Если он когда-либо оторвет нос от мелочей своего замечательного бизнеса и рассмотрит его и его историю в целом, он будет вынужден признать печальную правду, что прискорбно малое число финансовых «экспертов» когда-либо знали на три года вперед (не говоря уже о пятнадцати), что произойдет с любым классом ценных бумаг и что большинство обычно оказываются потрясающе не правы в оценке намного более короткого времени, чем это.
И все же он не лгун, как и наш другой друг. Они оба во власти добровольного заблуждения ребенка, не могущего заставить себя поверить всему, что слишком неприятно. Но мы ожидаем, что ребенок вырастет и научится отличать реальность от того, что всего лишь его страстные надежды.
Мы, однако, требуем слишком многого от наших романтичных уоллстритовцев – а они все романтики, иначе они никогда не выбрали бы этот бизнес, бизнес грез. Они продолжают мечтать о завоеваниях, переворотах и власти для себя и для людей которым они дают советы.
Некоторым людям Уолл-стрита удается утратить их, израсходовав достаточно лет. Но они почти никогда не утрачивают абсолютной мечты: что есть секрет, логически постижимый, в подъеме и падении финансовых предприятий – что «глубокое изучение» того-сего может что-то доказать; он подскажет посвященному, когда начнется рост или даст спекулянту лучший, чем равный шанс на проведение прибыльной операции или гарантирует состоянию надежный 4-процентный прирост на протяжении нескольких поколений. Все эти вещи, очевидно, непредсказуемы, но правда слишком горька, чтобы смотреть на нее открытыми глазами.
Если этот бизнес – бессмысленный бизнес, что станет с людьми, занимающимися им?
Я говорю не только об их средствах к существованию, которые в данный момент, вероятно, на своем самом низком уровне. (Это про меня.) Ибо ни языки людей, ни языки ангелов не могут удержать публику от Уолл-стрита, как только цены начинают быстро расти.
Главная угроза относится к их чувству собственного достоинства. Если человек не может быть авторитетом в своей собственной профессии, в чем вообще он может добиться авторитета? Крупье за рулеточным столом не утверждает, что знает что-то о порядке, в котором выпадают номера. Он только следит, чтобы ставки должным образом оплачивались и чтобы заведение не обкрадывали – это работа, требующая компетентности.
Но ни один уоллстритовец не желает быть просто крупье. Он упорно утверждает, что он и пророк, и ученый, и кудесник денег.
Банкиры и Мыслители
Давайте начнем сверху и будем двигаться вниз – это не такой уж необычный метод делания карьеры на Уолл-стрите. Рассмотрим цвет этой популяции – по-настоящему консервативного банкира.
Этот человек – внушительный экземпляр, излучающий здоровое тепло, результат умеренности в еде, образе жизни и мышлении. Он сидит на своем престоле за столом красного дерева и говорит с разными интонациями и в разных контекстах: «Нет». Он на вершине или близко к вершине одной из тех финансовых империй, чьи судьбы направлялись с таким благоразумием, проницательностью и разумностью, что сегодня Большой Дом имеет почти столько же денег, как было у него в 1900 году.
В этом, я полагаю, этот приятель преуспевает лучше всех. Проходят годы, и его ни разу ни в чем не обвинили – не было даже никаких скандалов. Некоторые из его счетов ничего не потеряли, а остальные, по крайней мере, теряли свои деньги постепенно и достойно. Когда у этого великого человека спрашивают инвестиционного совета, он немедленно выбирает какое-то супернадежное предприятие категории «ААА», которое в принципе не может сделать покупателю никаких денег и имеет лишь небольшой шанс потерять их. Даже истерия бума не может втянуть его в опрометчивую спекуляцию. Он напоминает мне один случай. Я однажды услышал, как один врач говорил о Другом: «Он недостаточно хорошо знает медицину, чтобы причинить пациенту какой-либо вред».
Он непоколебимо сидит весь ’26, ’27 и ’28 год. К несчастью, он начинает осторожно просыпаться в ’29 году. (Зрелище, как эти молодые наглецы делают состояния в течение трех долгих лет, способно повлиять даже на самый стойкий характер.) Но он снова уходит, и, хотя потеряны немалые деньги, никто не разорен. Он извиняется перед собой за то, что дал волю человеческим чувствам, и возобновляет свою тридцатилетнюю политику внимательного выслушивания и произнесения «Нет».
Давным-давно, поколения назад, когда было умно быть крутым, первоначальные сотни миллионов сколотили в несколько более реалистичном бизнесе – скажем, продажей огненной воды индейцам. И эти нынешние внуки состояния, сидящие в учтивом трансе, возможно не столь уж тупы, как кажется. Я просто подозреваю, они думают, что покупка и продажа ценных бумаг худшее занятием, чем я думаю. Но они не пишут об этом статьи; они просто избегают этого настолько, насколько возможно без того, чтобы потерять свои привилегии.
Далее перейдем к партнерам, менеджерам клиентских счетов, руководителям торговых отделов и статистикам. Эти господа устойчиво и быстро думают в течение пяти с половиной дней в неделю, и, когда они начинают терять деньги других людей, они действительно их теряют. Да и свои тоже.
Партнеры, как правило, внушительнее, чем менеджеры клиентских счетов, потому что обычно они имеют маленькие личные кабинетики, иногда облицованные дубовыми панелями, где они рождают свои Мысли, в то время как менеджеры клиентских счетов должны метать икру в общей комнате. Клиент, обычно сидящий в общей комнате, часто всего лишь парень, любящий поболтать в крутой мужской компании, но не принадлежащий к ней. Это делает общую комнату неподходящим местом для глубоких размышлений.
Тем не менее менеджеры клиентских счетов умудряются приходить к тем же трагическим заключениям, что и партнеры.
Статистики располагаются в глубине помещения в академической тишине. Сюда не допускаются шумные тикеры или говорливые клиенты, и Мыслители окружены томами справочных материалов и самыми последними новостями отовсюду. Все они имеют логарифмические линейки, которые, как всем известно, более научны, чем гадальные прутья. Они проводят исчерпывающие исследования многих «особых ситуаций» и в конечном счете узнают о делах той или иной корпорации абсолютно все, кроме, может быть, одной детали: вскоре после начала следующего финансового года корпорация подпадает под действие раздела 77b (Закон о ценных бумагах США 1933 года).
Несмотря на свою изолированность, статистики умудряются приходить к тем же самым общим выводам, что и партнеры и менеджеры клиентских счетов. Если обобщить эти выводы, их основной принцип можно свободно выразить следующим образом: покупайте, когда они растут, и продавайте, когда на этом настаивает маржевый клерк.
Очевидно, думающий уолл-стритовец не может избежать действия по этому принципу.
Он определенно не может покупать, когда акции опустились, потому что, когда они внизу, «условия» ужасны. Вы не можете требовать от опытного деятеля Уолл-стрита покупать акции, когда бумаги автомобильных компаний только что достигли нового минимума, безработица находится на пике, а металлургические мощности загружены меньше, чем наполовину, и очень большой человек («конечно, я не могу сообщить вам его имя») только что конфиденциально проинформировал его, что одна из больших компаний-андеррайтеров на Среднем Западе попала в действительно серьезные неприятности.
К несчастью для всех заинтересованных лиц, это единственное время, когда акции дешевы.
Дальновидный инвестор покупает, когда «условия» хороши. Однако, когда «условия» хорошие, акции дорогие. Затем, черт побери, «условия» ухудшаются, и акции дешевеют, маржевый клерк посылает ему телеграмму с единственной в своем роде финансовой информацией, получаемой им с Уолл-стрита, не содержащую в себе никаких если или но.
Оккультная наука
Я не знаю более интересных людей ниже Чеймберс-стрит, чем Читатели Графиков, представляющие собой небольшую, но страстную секту.
Типичный, должным образом посвященный читатель графиков, не обращает вообще никакого внимания на «условия» – будь то наводнение, голод, мор или война. Он вооружается графиком (простейшего типа), изображающим взлеты и падения цены рынка в целом или отдельного класса акций или товарных фьючерсов. Это он и изучает, не глядя на новостной тикер. Он утверждает, что может различать в этой зубчатой линии повторяющуюся модель (фигуру) поведения и что некоторые колебания подсказывают ему, когда она появится снова. Его технический жаргон содержит фразы «конфигурация голова-и-плечи» «двойные вершины», «двойные основания» и «разрывы убегания».
Всегда находится значительное число патетических дураков, занимающих себя изучением последней тысячи чисел, появившихся на колесе рулетки, в поиске такой повторяющейся модели. Весьма прискорбно, но обычно они ее находят.
Я не гожусь для объяснения секретов графиков, хотя мне самому растолковывали этот предмет неоднократно. Возможно, я не понимаю их истинной сущности. Должен сказать, что наука чтение графиков стоит рядом с астрологией; но большинство читателей графиков имеют слишком много образования и умственной дисциплины, чтобы рассматривать астрологию всерьез.
Я как-то намекнул одному из последователей Графика, что я не клиент и что он может подсказать мне, в чем суть этой ерунды. Он оскорбился так, как будто я сказал что-то неприличное о его религиозной вере.
Все, что я смог заключить из моих занятий, – чтение графиков сложный путь доказательства простой теоремы, суть которой сводится к следующему: когда акции в течение значительного времени повышаются, они продолжат и дальше в течение значительного времени повышаться; то же самое справедливо для понижения.
Это просто, но на деле все происходит не так. Самый быстрый взгляд на любой график покажет вам, что все иначе.
На Уолл-стрите бытует распространенное мнение: читатели графиков – это профессора темной оккультной науки, хотя большинство из них бедные. Разорившийся читатель графиков, однако, никогда не винит свой метод – он, если на то пошло, более полон энтузиазма, чем иной платежеспособный приверженец, на которого вы можете иногда наткнуться. Если воспитание не помешает вам спросить, как это получилось, что он сидит без штанов. Он весьма бесхитростно сообщит, что совершил обычную человеческую ошибку, не поверив своим собственным графикам.
Инвестиционные тресты
Это объяснение, великолепное в своей простоте, должно быть предметом зависти для президентов инвестиционных трестов. Раз в год, за исключением лет бума, эти бедняги должны объяснять в возвышенной прозе, Как Все Это Случилось. Они имеют примерно столько же шансов на эффективного извинение, как поджигатель.
Финансовый отчет инвестиционного треста так неприкрашен! Не только вдовы, но и сироты могут понять его. Они купили акции треста за столько-то, а теперь (после вычета расходов) они стоят лишь столько-то. То же относится к вам и ко мне.
Жизнь президента корпорации любого другого типа сравнительно легка. Не только его балансовый отчет для большинства его акционеров китайская грамота, но он легко сваливает вину за свои убытки на правительство, засуху, военную панику, правительство, запретительные издержки и правительство. Но это не проходит для управляющих инвестиционным трестом, потому что их поставили на свои высокие посты из-за способности предвидеть последствия действий правительства, запретительных издержек и т.д., и т.д.
Принцип «управляемых» инвестиционных трестов абсолютно разумен, но с учетом только одного условия. (Я не поднимаю предмет «фиксированных» трестов, потому что при этом я всегда выхожу из себя.) Условие состоит в том, что где-то должны существовать люди, обладающие таким опытом и пониманием, что могут с определенной точностью предсказывать будущее поведение ценных бумаг.
Итак, все мы, бесспорно, не чародеи, объединяем наши деньги и нанимаем команду людей, чтобы они угадывали за нас. Они могут быть не совсем волшебниками, но у них есть все необходимое – опыт, репутация, квалифицированный персонал, конфиденциальная информация и безграничные ресурсы для исследований. Поскольку суммы, которые мы объединяем, вместе составляют порядка ста миллионов долларов, мы можем позволить себе выплачивать им целые состояния за их возможности. Платить им эти состояния для нас выгодно при условии, что они свои возможности реализуют.
Это просто, как апельсин; если вы хотите выиграть в своем загородном клубе чемпионат по гольфу класса «В» и правила разрешают вам нанять, за разумную плату, Джина Саразана (Gene Sarazen – знаменитый американский игрок в гольф), чтобы бить вместо вас, то каким же надо быть самодовольным дураком, чтобы лупить по мячу самому! Что ж, ваши деньги, без сомнения, важнее для вас, чем счет в гольфе, – вы, конечно, понимаете, о чем я говорю.
Беда, боюсь, в том, что, хотя и можно наглядно продемонстрировать навыки игры в гольф, вряд ли можно найти доказуемое свидетельство умения управлять портфелями.
Страшной осенью 1929 года состоялось срочное заседание совета директоров одного инвестиционного треста. Бледные и нерешительные, эти люди собрались вокруг огромного стола красного дерева, избегая смотреть в глаза друг другу. Все их убеждения рушились.
Внезапно один из них заговорил, спокойно и твердо. «Совершенно нельзя понять, как далеко все это может зайти, – сказал он. – Такие-то и такие-то [он назвал акции одной из голубых фишек того времени] упали почти до двухсот с трехсот пятидесяти, где они продавались всего два месяца назад. Это может звучать фантастически, но, я полагаю, есть шанс, что они все же могут достичь ста пятидесяти. Если бы мы смогли купить десять тысяч акций по сто пятьдесят, разве вы все не думаете, что это была бы такая выгодная сделка, второй которой никогда может снова не представиться? Этого, вероятно, никогда не произойдет, но разве мы не должны быть готовы на тот случай, если такая возможность все же реализуется?»
При этом убедительном предложении храбрость пробежала по комнате, подобно стелющемуся пламени. Было дано энергичное согласие, и цвет вернулся на бледные щеки.
«Запишите это, – сказал кто-то молодому клерку, который вел протокол. – Ордер на открытие позиции: купить десять тысяч такого-то и такого-то по сто пятьдесят».
Парнишка, которому это было сказано, покорно наклонился вперед, чтобы записать, но при этом сделал слабое движение губами. Очень тихо – но слышимо – он издал этот отчетливый чмокающий звук, означающий презрение, вульгарно известный как «птичка».
Все тут же чувствовали себя менее уверенно. Так или иначе, обсуждение возобновилось, и через некоторое время предложение сняли.
Человек, рассказавший мне об этом, подсчитал, что этот слабый звук спас тресту что-то около трех четвертей миллиона Долларов. Но никто никогда не поблагодарил парнишку, потому что никто никогда не посмел признать, что имел какое-либо отношение к решению отменить тот губительный ордер.
Был однажды на свете инвестиционный трест, о котором можно только мечтать. У него было все то, чего не было у других трестов. Его ведущим гением был молодой парень, бывший всем, чем, как я говорил, человек с Уолл-стрита быть не мог. Его провозглашенный принцип гласил (цитирую по памяти):
Руководство данной корпорации полагает, что сильно диверсифицированный портфель тщательно отобранных ценных бумаг, удерживаемых в течение длительного времени, не будет увеличиваться в стоимости.
Действия молодого человека были еще поразительнее, чем его принципы. В момент его безвременной смерти в 1931 году его инвестиционный трест имел большую позицию только по одной акции – «голубой фишке». И эта позиция была короткой! (Почти все инвестиционные тресты запрещают себе когда-либо занимать короткую позицию, но этот был блестящим исключением. В нем было сравнительно мало акционеров.)
Когда он умер, было мудро решено свернуть дела корпорации. Но как бы ни старались остававшиеся служащие провернуть как можно быстрее, они не могли избежать создания нового дополнительного состояния с каждой неделей задержки.
Их не украли – Вы их просто потеряли
Я заметил, что в последние четверть часа кое-кто на галерке ведет себя – ну, скажем, на грани грубости. Вы, сэр – да, вы, джентльмен, размахивающий зонтиком, – не выступите ли вы вперед и не расскажете ли нам о своих возражениях так, чтобы мы все могли слышать?…
Э-э-э, ну, в общем, а-а, да. Да, я должен был коснуться этого предмета ранее. Ваша точка зрения, выраженная столь энергично, состоит в том, что люди Уолл-стрита вовсе не такие уж и остолопы; они жулики и воры, и очень не дураки поживиться за чужой счет; они продают за миллионы то, что, как они знают, не стоит ничего; короче говоря, они злодеи, а не дети.
Это, бесспорно, широко распространенная точка зрения. Люди предпочитают верить, что их ограбили, чем что они оказались дураками, послушавшими дураков.
Мне даже хочется думать, что сами люди Уолл-стрита поощряют эту идею. Вынужденные давать объяснения по поводу огромных убытков, понесенных «инвесторами», они подсознательно чувствуют, что лучше иметь репутацию Макиавелли, чем того, кто провел свою взрослую жизнь, занимаясь мамбо-джамбо.
Я не полагаюсь ни на чье мнение относительно того, как воруются деньги на Уолл-стрите. Если спрос публики будет достаточным, я объясню в моей следующей лекции, как украсть осьмушку (12,50 долл.), а также миллион долларов (два пункта при распространении облигаций на пятьдесят миллионов долларов, которые вообще не должны были распространяться); но такие дела распространены на Уолл-стрите не больше, чем в любом другом высококонкурентном бизнесе, и это не то, что заставило вас потерять деньги. Немного денег, может быть, но не все ваше наследство. (Смею сказать, что именно это вы утверждали в своем искреннем негодовании.)
Если это покажется сказанным слишком сильно, задумайтесь над историей примерно последних двух лет, когда Комиссия по ценным бумагам и биржам функционировала подобно стае сторожевых псов.
Не думайте, что SEC не была чрезвычайно эффективна. Хотя ее представители не могут находиться повсюду, их боятся везде, и уже давно я не видел, чтобы честный брокер крал свою обычную осьмушку.
Но в ’36 и ’37 годах на рынок было выброшено очень много новых ценных бумаг. Прежде, чем их выпустили, они тщательно исследовались SEC (и всеми остальными официальными лицами, кроме Систи и Баззи Долл /Внуки президента США Ф.Д. Рузвельта Элеанор и Кёртис/). Это все блестяще работало в течение года, потому что был бум. Во время бума ценные бумаги, выпущенные нехорошими людьми, ведут себя очень неплохо, точнее, по сути дела так же неплохо, как все другие ценные бумаги. Но, как только начался спад, они пошли вниз, как если бы их никогда не кропили святой водой. К концу бычьего рынка некоторые из одобренных новых ценных бумаг установили скромные рекорды сумм денег, которые инвестор может потерять в течение трех недель после того, как были выпущены его ценные бумаги.
SEC нужна была Уолл-стриту так же, как комиссар Лэндис нужен бейсболу после 1919 года. Но люди, интересующиеся бейсболом, реалистичнее, чем люди, интересующиеся Уолл-стритом. Ни один болельщик не ожидал, что судья Лэндис будет делать для игры больше, чем сохранять ее разумно честной. Они не ожидали, что он улучшит качество подачи и удара. Однако значительная часть публики, кажется, надеется, что SEC сделает спекуляцию безопаснее.
Эти доверчивые индивидуумы напоминают о робкой душе, сказавшей в начале партии в покер: «Теперь, ребята, если все мы будем играть осторожно, мы все сможем немного выиграть».
Что делать с деньгами
… Кто-то только что имел нахальство спросить меня, что должен инвестор делать со своими лишними деньгами.
Конечно же, у меня нет ни малейшей идеи. Но как-то мне описали такой план, и я никогда не забуду его, потому что он не лишен некоторой оригинальности.
Я обсуждал общую историю облигаций (угнетающий предмет) с человеком, которого считал разумным. Он провел последние двадцать пять лет, торгуя облигациями на деньги других людей. Свои собственные деньги он всегда тратил аккуратнее.
Наконец я сказал: «Какая безнадежная игра! Скажите мне, Мак, что бы вы сделали, если бы у вас сегодня появилось двести пятьдесят тысяч своих собственных долларов?»
Он ответил с такой быстротой, что я мог видеть, что он уже давно обдумывал этот неправдоподобный сценарий.
– Я разложил бы их в двадцать пять конвертов наличными, по десять тысяч долларов в каждый. В начале каждого года я брал бы один конверт, исходя из того, что вряд ли проживу больше двадцати пяти лет. Это давало бы мне двести долларов в неделю. Но так как человек должен чем-то заниматься, а я люблю азартные игры, я жил бы на сотню в неделю, а с другой сотней отправлялся бы играть на скачки. Это давало бы мне настоящий интерес к жизни. Большую часть недель я жил бы на сто долларов, но иногда мне перепадала бы целая тысяча.
– Но шансы у вас на скачках, конечно, столь же плохие, как на рынке, – напомнил я ему.
– Хуже, – сказал он весело, – но скачки, по крайней мере, интересны.
Пожалуй, мы имеем время для еще одного вопроса, прежде чем профессор Джоунс займет эту комнату для своей лекции «Рационалистические ошибки примитивных народов»…
Да, я рад, что вы подняли эту тему. Вы хотите знать, почему, если Уолл-стрит – такое непредсказуемое место, как я описал, почему не примут законы, запрещающие ее существование.
Что ж, этого не следует делать, и это не сарказм. Почему нет? Хорошо, скажите мне, чем вы занимаетесь?…
Вы водопроводчик? Хорошо, значит, это делается для вашего блага, как и для блага бесчисленного множества других людей.
Я могу с ходу назвать вам, сэр, дюжину корпораций, чью продукцию вы используете в своем бизнесе, и всем этим корпорациям нужно, по крайней мере, по нескольку миллионов долларов для заводов, которыми они управляют. Ни один из их продуктов не может быть изготовлен каким-то безвестным парнем и его дядей у себя в гараже. Возможно, это не очень удачная концепция, но единственным успешным путем, изобретенным до сих пор для извлечения таких сумм у публики для предприятий, хороших или плохих, является система, подобная окольным механизмам Уолл-стрита. И система эта всегда включала всю эту бессмыслицу. (Деньги иногда изымались у публики прямым выколачиванием, но результаты этого всегда были менее чем удовлетворительны.)
В заключение должен напомнить, что работаю на Уолл-стрите, и заверить вас, что моя организация совершенно отличается от всего, что я здесь описал. Если у вас есть какие-либо сложные инвестиционные проблемы, просто заходите в наш офис и позвольте нам порекомендовать вам программу. Я лично прослежу, чтобы ваши просьбы передали руководителю нашего департамента по разглядыванию хрустального шара.
Комментариев нет »
В любое время: